Адамово наследство. По страницам журнала «Душеполезное чтение», 1901 г.

Окаянен аз человек! Кто мя избавит от тела смерти сея?.. (Рим. VII, 24). Изведи из темницы душу мою!.. (Пс. CXLI, 8).
Так взывали из глубины скорбящей души – и кто же? – Не такие грешники, как мы, а великие богопросвещенные мужи – духоносный апостол и богодухновенный пророк!.. А мы грешные иногда думаем, что стоит только захотеть – и мы не будем грешить. Жалкое заблуждение! Попытайтесь только отстать от какой-нибудь худой привычки и вы скоро убедитесь, что творяй грех – раб есть греха (Ин. VIII, 34). В первые минуты вам покажется легко бросить привычный грех; но скоро, скорее, чем вы ожидаете, он опять потянет вас к себе как бы незримою уздою. Вы будете, может быть, ненавидеть его… Вы будете бороться с ним, убегать от него, но продолжая с ним борьбу, вы с удивлением заметите, что и способности ваши, и ваш ум, и ваше сердце – все подкуплены грехом! Рассудок ваш будет искать оправдания греху – хотя бы в самой немощи вашей; сердце будет приводить вам на память испытанное им греховное удовольствие… Вникая дальше в сущность испытываемого вами духовного раздвоения, вы скоро увидите и главнокомандующего враждебной стороны: это ваше саможаление. Оно подучает ваш рассудок к самооправданию, подстрекает ваше сердце к греховному пожеланию, склоняет, почти насилует привыкшую повиноваться ему волю к исполнению делом греха… Мучительное состояние! Сухо в сердце, мрачно в уме. И конца не видно этому тягостному состоянию души: она близка к унынию…
Попытайтесь пред самим собою откровенно поставить вопрос: грешен ли я? Ответ конечно будет: да, грешен. Но это ответит не сердце: оно останется в стороне, за него ответит сухой, холодный рассудок тоном фарисея-лицемера. Если бы вы попытались проникнуть в глубину вашего сердца, в глубину лежащих на дне души убеждений относительно того, насколько вы грешны, вы непременно заметили бы: «Конечно, я грешник, но ведь я не убийца, не вор, не пьяница, я и в Бога верую, и с ближними живу не хуже других и милостыню подам, и советом добрым помогу, я, по крайней мере, не хуже всякого другого человека». Таково мнение нашего грешного «я» о самом себе. Оно убаюкивает нашу слабую, неопытную совесть и при ее дремоте заправляет всеми нашими поступками и словами в отношении к нашим ближним; оно вдруг, как бы из засады исходит на поверхность сознания нашего каждый раз, как скоро мы очутимся лицом к лицу с поступками или словами ближнего, задевающими наше самолюбивое «я». Скажет ли нам слово обличения наш прямой начальник, по праву данной ему власти, мы будем всячески себя извинять, с изощренною тонкостью изобретая смягчающие обстоятельства. И так – без конца.
Наиболее опасный вид самолюбия и самообольщения есть внутреннее фарисейство. Обладаемый им человек бывает совершенно уверен в своем относительном благочестии, а того и не замечает, что оно растет на почве, удобряемой гноем тщеславия. Дело в том, что есть тонкий вид тщеславия пред самим собою. Трудно вразумить такого человека в неправости пути его: это своего рода прелесть духовная. Вот рассказ одного семинариста. Он был заражен именно этим тонким видом внутреннего фарисейства. «Я читал воспоминания одного семинариста. Там рассказывалось об одном юноше-аскете, который всею душою был предан мысли о спасении, утешался богослужением, кротко переносил все скорби ради Бога. Рассказ тронул меня до слез. Но в эту минуту я приметил, будто на дне моей души шевельнулось что-то нехорошее… Это было нечто вроде зависти, что вот де он благочестивее меня, не может де этого быть… Признаюсь, я не узнал самого себя. Как? Стало быть нашелся такой же семинарист, как и я, – благочестивее меня?.. Тут только раскрылись мои глаза, и я увидел, что все, что я ни делал доброго, осквернялось тщеславием». Как не повторить после этого молитву Царя-Пророка: от тайных моих очисти мя, и от чуждих пощади раба Твоего! – и слова одного из величайших подвижников, сказанные им при смерти: «Я делал добро, как умел, а хорошо ли оно в очах Божиих, примется ли там за добро – не знаю».
Заметьте еще: чем кто невнимательнее к себе, тем он требовательнее к другим. И откуда все это пробивается, если не из того же нечистого источника – нашего гордого «я»?.. О, блаженна и преблаженна ты, святая простота христианская!
До сих пор мы говорили о греховном рабстве мысленной части нашей души и вывели заключение, что грех царствует над нею от имени нашего «я». То же самое должно сказать и о сердце. И тут грех укрывается в то же, столь излюбленное им убежище. В сердце источник наших желаний, от сердца, а не от ума исходят, по выражению Спасителя, помышления, а стало быть и самые пожелания злая (Мф. XV, 19). Себе мы готовы бываем извинить самую низкую пошлость, самый грубый порок, – для этого у нас есть и подходящие слова, например: ошибка, шутка, шалость, слабость, у людей духовного направления – слово немощь; но эти слова мы приберегаем только для своего собственного обихода; для людских же, хотя бы и действительно только немощей, а не пороков. У нас есть – нечестность, дерзость, наглость, пошлость, низость, и наконец – порок, позор, преступление… Отчего такая несправедливость? Конечно, не в испорченности нашего мышления, а в лживости его действий, направляемых из глубины испорченного сердца. Сердце насилует ум, побуждая его осуждать поступок ближнего, а совесть более или менее громко протестует: не твое дело, оставь! Ты сам не лучше! Эта дисгармония тем слышнее и приметнее, чем человек ближе по нравственному устроению своему к заповедям Божиим, чем он мягче, добрее даже по природному своему темпераменту. Святые Божии чутко прислушивались к ней и старались свои суждения о ближних, все свои отношения к ближним настраивать по камертону совести. Оттого во всех их делах и словах, во всех их отношениях к Богу и ближним, во всей их жизни царит такая чудная гармония, которая невольно привлекает сердце любого человека. Но скольких усилий, сколько борьбы стоит это святое устроение, этот мир души с Богом и с самим собою! Этот великий подвиг без пролития крови не бывает и без благодати Божией не совершается.
Приникнем внимательным оком совести ко внутреннему миру нашей души. Посмотрим: чем она живет? Какая толкотня помыслов! Со всех сторон точно пчелы у разоренного улья, точно пыль на улице, дым на пожарище, теснятся в сознание самые разнородные представления. Они взаимно борются, изгоняют друг друга, группируются по роду и видам своим и нагло лезут пред духовные очи человека. Разве душа не господин своего сердца? Разве она не может изгнать оттуда всех этих непрошенных гостей? Она и изгоняет их. Но в сердце есть нечто для них особенно приятное, и помыслы льнут к нему сердцу, как к родному гнездилищу своему.
Человек молится. О, как назойливы становятся в это время его помыслы! Наше сознание только тогда их замечает, когда они уже заполонят его. Начинаешь выгонять их с усилием, сосредоточиваешься на словах молитвы, и… примечаешь, будто не читал того, что глазами прочтено, стало быть – враг уже давно хозяйничает в уме, а ты его не видел!.. Так не прочно наше сочувствие к добру без помощи благодати Божией! И конечно, человек пал бы в этой борьбе безвозвратно, опутанный отчаянием, если бы надеялся на свои силы, которых у него нет, если бы не поддерживала его привлекаемая его смирением все та же благодать Божия в тайне, прежде чем будет обитать в нем для него самого ощутительно. А этого не бывает прежде очищения сердца. Победа дается только тому, кто очищает сердце от гнездящихся в нем пожеланий греховных, кто возненавидит грех от всего сердца, от всего своего существа, а не одною только разумевательною частию души. Но тогда, оборвав все тайные нити, привязывающие сердце ко греху, он уже не сомневается в сущности обуревавших его помыслов. Он из опыта видит, чье они порождение. Это дети греха, живущего в сердце, это – питомцы духа тьмы. Изгнан из сердца благодатию Божией и свободным подвигом самого человека грех – сами собою исчезают, или по крайней мере, теряют свою губительную силу и помыслы греховные, наносимые от врага нашего спасения.
Зададим вопрос: может ли человек исправить сам себя? Отвечаем: он может желать, искать, просить, напрягать все свои силы к исправлению, но очистить себя от греховной скверны своими силами не может. «Возьмите, – замечает святитель Феофан Затворник,– сердитого и предположите, что он возревновал погасить гневливость и стяжать кротость. В подвижнических книгах есть указание на то, как этого достигнуть. Усвояет все это он и начинает действовать по вычитанным указаниям. Докуда же дойдет он своими усилиями? Не далее, как до молчания уст при серчании, с некоторым укрощением самого серчания, а чтобы совсем погас гнев и в сердце водворилась кротость, до этого он сам никогда не дойдет. Это бывает уже тогда, когда приходит благодать и прививает кротость к сердцу».
Но откуда же наконец это безсилие, на которое так выразительно громко жалуется даже великий Павел, апостол Христов? Не еже бо хощу, сие творю, – говорит он, – но еже ненавижду, то соделоваю… Еже бо хотети прилежит ми, а еже содеяти доброе, не обретаю… Окаянен аз человек!.. (Рим. VII, 15–18).
В сущности это несчастье тяжкое бремя Адамовых сынов… Но ужели таким вышел человек из рук Всемогущего Творца?
На этот вопрос наш дух отвечает голосом совести и разума: «Нет»! Не таким. И откровение Божие свидетельствует, что человек создан по образу и подобию Божию: в его первобытном состоянии не было и тени этой внутренней борьбы, этого разлада и раздвоения в душе. Все его силы и способности, все его существо было проникнуто чудной гармонией духа. И ум, и сердце, и воля – все отображало совершенства своего Творца. «Бог зла не сотворил…»
Откуда же оно, это зло? Зло привито человеку от исконного человекоубийцы – диавола. Первозданный пал, свободно вкусив этого яда, и все человечество заразилось ядом греха. Все мы родимся грешниками, грех – это природное наследство наше от праотца Адама. Святая Церковь омывает вину первородного греха в купели святого крещения, но врожденная склонность ко греху в нас остается. «От юности моея мнози борют мя страсти». Пока человек не согрешит делом, дотоле эти страсти еще сдерживаются. А как скоро он согрешит, – грех уже предъявляет к нему свои права, как господин. Творяй грех – раб есть греха (Ин. VIII, 34). Чтобы сбросить с себя узы этого рабства – необходима Божия благодать. А чтобы достойным быть этой благодати, надо понудить свое произволение, потребен подвиг покаяния в смиренном сознании своего безсилия.
Но до такого сознания человек доходит не скоро. Прекрасно изображает эту постепенность святитель Феофан Затворник: «начав решительно дело исправления себя, человек все еще полагается на свои труды, все еще много приписывает своим усилиям и многого ожидает от них. Уже довольно спустя, когда, добросовестно трудясь увидит, что все как-то не спеется, он начинает переходить на надежду и предание себя Божию изволению и попечению, и опять-таки не вдруг, а понемногу, ибо все думается ему: на что же мне и силы? Наконец, уже выбившись из сил, и не находя желаемого и ожидаемого, бросает он свои оружия (отрекается от воли и разума) и остается с одним воплем: имиже веси судьбами спаси мя!»
Видя, что и ум, и сердце, и воля наша на стороне греховных привычек: ум лжет и лицемерит сам пред собою, сердце льстит, воля безсильна пред врагом – что остается человеку, как не отказаться от собственного смышления, от своей воли, от всех своих пожеланий? А это значит отвергнуться себя, предать и ум, и сердце, и волю в волю Божию, это значит – распять свой ум на кресте заповедей Божиих, свои желания и волю – на кресте воли Его святой и во всем предаться его водительству.
Только при таком настроении возможно при помощи благодати Божией, мало по малу очистить свое сердце от страстей, уничтожить в себе то внутреннее раздвоение, которое получили мы по наследству от своего праотца ветхаго Адама, дабы соделаться чадами и наследниками Адама новаго – Господа Иисуса Христа. Только смирение открывает в нашем сердце дверь тому светлому, благодатному миру, той радости, о которых сказано: «Царствие Божие не приходит с соблюдением оно внутрь вас есть» (Лк. XVII, 20–21), оно есть «правда» и глубокий неотъемлемый душевный «мир и радость о Дусе Святе» (Рим. XIV, 17).

(Душеполезное чтение. 1901. Февраль. С. 284–288, 290. Март. С. 392–396. Июнь. С. 237–241, 244. Печатается по изданию: «Православный церковный календарь. 2008.» Издание Соловецкой обители. М., 2007. С. 68–71.)