Поучение 3-е  в День памяти преподобноrо Савватия, Соловецкого чудотворца, 27-го сентября.

Празднуя ныне преставление преподобного отца нашего Савватия, воспомянем, братие, обстоятельства блаженной кончины сего угодника Божия, чтобы живее напечатлеть нам в сердцах наших час своей смерти, предстоящей каждому из нас в близком или далеком будущем и часто нами забываемой.

Прожив шесть лет в уединении Соловецкого острова вместе с блаженным Германом, преподобный отец наш Савватий достиг глубокой старости и приблизился к концу своей жизни. В это время преп. Герману встретилась нужда отлучиться с острова на материк, к реке Онеге, для приобретения жизненных потребностей на зиму, и преп. Савватий остался на пустынном острове один. Перенося лишения пустынной одинокой жизни и желая скорее отрешиться от уз плоти, чтобы соединиться со Христом, преподобный получил от Бога тайное извещение о близкой кончине своей и пожелал причаститься Святых Христовых Таин. Помолясь Господу, он в утлой ладье пустился в море, обыкновенно волнующееся и бурное в осеннее время; но хранимый Богом, которого непрестанно призывал молитвою, старец-подвижник благополучно достиг берега в том самом месте, где за шесть лет пред сим в первый раз встретился с преп. Германом, —  y часовни в селении Сорока, при устье реки Выга. Божиим устроением случилось так, что в это время находился в тех местах игумен Нафанаил, пришедший туда для причащения мирян Святыми Тайнами. Преп. Савватий весьма обрадовался такому случаю и просил игумена исповедать и причастить его. Нафанаил исполнил желание святого отшельника, о подвижничестве которого был наслышан, немедля исповедал и причастил его Святых Даров. Напутствованный этою духовною пищей, преп. Савватий стал спокойно ожидать своей кончины. В это время проезжал мимо того места один новгородский купец, по имени Иоанн; он зашел в часовню помолиться и пожелал благословиться y святого пустынника. Преподобный долго беседовал с купцом и так растрогал его душу своею духовною беседою, что тот стал предлагать часть своего имения. Преподобный не принял подаяния, как вовсе не нужного ему, a советовал купцу самому раздать бедным. Когда Иоанн хотел уезжать, то св. Савватий стал уговаривать его остаться на эту ночь, с тою мыслию, конечно, чтобы этот благочестивый человек был свидетелем его уединенной кончины и послужил его погребению. Когда же тот не согласился остаться и пустился в море, то внезапно поднялась буря и путник принужден был возвратиться назад и провести ночь на берегу близ кельи преподобного. На утро Иоанн постучался в дверь кельи, чтобы принять благословение благодатного старца, но, не получив ответа ни на первый, ни на второй, ни на третий стук, сам отворил дверь и вошел в келью. Тогда он увидел: старец сидит в мантии и куколе и не дает ответа на приветствие; подле него стоит потухающая кадильница и келья полна благоухания фимиама. Иоанн понял, что святая душа старца отошла ко Господу. Вскоре возвратился игумен Нафанаил, и оба вместе они положили в гроб тело святого и с рыданием и надгробным пением предали земле.

Внешние обстоятельства не имели бы такой важности в рассуждении святой кончины, если бы не обращать внимания на внутреннюю их сторону. С внешней стороны эти обстоятельства не представляют ничего необыкновенного: все они вызваны известными причинами, необходимостью, случайностью, удобством достижения цели; но внутренняя сторона их показывает, что при всем том они совершались как бы по предначертанному свыше плану, в них действовал Промысл Бoжий таинственно и чудесно. 3нал ли преп. Савватий, когда отправлялся с острова на поморский берег, что он там встретит игумена со Святыми Дарами, который не имел там постоянного пребывания, а странствовал издалека, по обычаю того времени? Но так уверенно он поступал, конечно, по тайному внушению благодати, открывшей ему час eго кончины, и такое благоприятное стечение обстоятельств было не простою случайностью, а делом провидения.

Истинно христианская святая кончина зависит не от внешних обстоятельств, сопровождающих смерть человека, а от внутреннего состояния духа умирающего. Христианская, мирная и непостыдная кончина есть плод истинно христианской, благочестивой и богобоязненной жизни. Когда умирающий отходит от настоящей жизни к будущей в мире с Богом и людьми, с которыми жил, когда никакая неправда и тайное беззаконие не смущают его души, тогда и кончина его бывает мирная. Мирная кончина сопряжена с искренним покаянием, с живою верою, с упованием на милосердие Божие, с надеждою спасения. Она служит предвестницею блаженного упокоения души ycoпшего в вечности. Чтобы по-христиански благочестно умереть, для этого нужно заранее приучать себя отвыкать от того, с чем должны будем расстаться навсегда, и часто возноситься мыслию и сердцем туда, где будем жить вечно, иначе, разлука с миром, для души нашей, насильно отторгаемой смертию от всего, что она любила здесь, чем наслаждалась и утешалась, к чему применилась, будет тяжелою и мучительною.

Но что пользы из того, скажут другие, что мы будем мыслями возлетать на небо, когда все прочее существо наше остается на земле? Поможет ли бедняку то, что он мыслями будет жить в чертогах царских? — Бедняку это не поможет, потому что чертоги царя не предоставлены бедным; a мысль о небе поможет нам, потому что небо предназначено для всех нас. У человека все начинается с мыслей. Если кто начнет часто думать о каком-либо предмете, то этот предмет будет все ближе и ближе к сердцу, и потом так возобладает душою, что сделается главным предметом ее помышлений и желаний, вытеснит все прочие предметы. Так и человек, часто размышляющий о небесном и вечном, исполняется чувством презрения к миру, возвышается духом над всем земным и тленным, становится как бы небесным человеком и земным ангелом. Таковы были все святые. Все это, хотя не в одинаковой степени, надо совершить и нам во время сей земной жизни, которая служит приготовлением к небесной и вечной. Само собой разумеется, чтобы подняться на высоту, надобно облегчить тяжесть, влекущую вниз; чтобы быть ближе к небу, надобно ослабить узы, прикрепляющие к земле; a для чувственного человека эта тяжесть привычна и нелегко с ней расставаться, эти узы приятны и жалко их порывать. Таким образом, первый шаг на пути к христианской блаженной кончине жизни уже требует подвига и самоотвержения.

Удаление от мира и его соблазнов и водворение в пустыне служат действительным средством для развития в нас духовной жизни. Пустынным непрестанное божественное желание бывает (Антиф., 1 глас). Но это удаление есть немалое самоотвержение и пустынная жизнь в дальнейшем своем течении есть безпрерывный подвиг. «Удалився мира и водворився в пустыни, — поем мы в тропаре преп. Савватию, — добрым подвигом подвизался ecи, злостраданием и вниманием и молитвами«. Злостраданиями ты плоть свою изнурил, — сказано в Кондаке преподобному (Тропарь и Кондак пр. Савватию, Месяцеслов, Сентябрь 27.)

Но указывая на высокие примеры христианского подвижничества и необыкновенной по чудесным событиям кончины святых, что скажем о себе мы, удалившиеся, подобно им, от мира в уединение монастырское? Наша монастырская жизнь обставлена всеми предметами, удовлетворяющими и питающими страсти и похоти плоти; наш общинный быт во многом требует таких же трудов, хлопот и обязанностей, какие встречаются и в мире. С большим вниманием и усилием приходится нам удерживать себя в пределах умеренности, чтобы не дать своим страстям и похотениям возрасти настолько, когда они уже не повинуются здравому рассуждению и неограниченно властвуют душой и телом. И многие из среды нашей подвергаются такому злополучию, так что, впоследствии, когда захотят в себе истребить излишние прихоти, препятствующие духовному началу, то достигают этого с великим трудом; другие с тем и умирают. Но не будем отчаиваться в своем спасении. Приведем слово одного св. отца, сказанное в утешение инокам одного древнего общежития, находившимся в таком же положении, как мы теперь. „Не думай, — говорит он, — возвеличить больше инока какого-нибудь мирянина, имеющего жену и детей и радующегося о своей общественной благотворительности и подающего обильную милостыню, почитая себя меньшим в благоугождении Богу. He окаевай себя как бы погибающего, хотя ты, —  не говорю — непорочно живешь в иночестве, но и очень грешен. Скорбь души твоей и страдание, твоя глубокая печаль и жаление, воздыхания, сетование, слезы, тайный плач сердца, самоукорение, сокрушение духа, смущение ума, окаевание себя и унылость,— все это и прочее тому подобное, часто приключающееся ввергающим себя в железную печь искушений, честнее и благоприятнее пред Богом, нежели хваленые добродетели и благоугождения мирянина».  (Иоанна Карпаф. Слово Постнич. Доброт. ч. 4)

Одна инокиня, недавно постриженная, рассказывала о себе, что она весьма утешалась мыслию, когда готовилась к постригу, — что сделавшись монахиней она будет иметь возможность больше пользоваться келейным уединением и вычитывать молитвенное правило, чего не могла исполнять по причине разных послушаний, возлагаемых на нее, как на послушницу. Но только что она облеклась в мантию, с ней произошла внезапная и резкая перемена: она стала страдать душою от хульных помыслов, которые нападают на нее с такою силою, что не дают покоя ни днем, ни ночью. Она стала слышать, как внутри себя, посторонний голос, разговаривающий с нею и произносящий хулу на все святое. Прежде она никогда не испытывала этого, и причины возбудившей в ней такое бедственное душевное состояние не знает. Захочет ли помолиться или почитать что, слова молитвы и чтения перемешиваются с словами этой неотвязной внутренней речи, и ни молитва, ни чтение не производят действия на сердце: оно остается нечувствительным и жестоким. Внимание и умиление стали чужды душе. При таком томительном состоянии для бедной инокини и светлый день праздника Господня не отличается от будничного. Все окружающие сестры с жалостью смотрят на страдалицу, игумения скорбит о ней. Вот один из современных образцов иночествования! Следует ли из этого, что оно не полезно? — Нет. Тот же помянутый святой отец уподобляет иноков, всегда молящихся и поющих, рабам, живущим при доме господина своего, которые иногда принимают и биения, и заушения, и укоризны, и брань; a всех прочих немолящихся  —  рабам, живущим вдали, которые ничего подобного не терпят и живут благополучно. Но что говорит Псалмопевец — „изволих приметатися в дому Бога моего паче, неже жити ми в селениих грешничих» (Пс.83:11). И великий Моисей не захотел жить по-царски в дворцах фараона, где был воспитан, a ушел в хижины своих собратий страдать с народом Божиим.

Итак, братия, возлюбим паче приметатися в дому Божии, принадлежа к чину работающих Христу, неже жити в селениих грешничих, обращаясь с мирянами, хотя бы они творили и много дел правды. Соизволим скорее претерпевать искушения и скорби первых, возникающие в душе от сознания своего недостоинства во всем, и наносимые духами злобы чрез восстание в уме непотребных помыслов, нежели проводить безпечальную жизнь последних, свободных от всяких бесовских искушений. „Души, неискушенные скорбями, наносимыми от духов злобы, —  говорит Макарий Великий,  — пребывают еще в отрочестве, и так скажу, неспособны к царству небесному» (Слово 7, гл. 14). Как отроки неспособны к отправлению служений в мире, — ни к управлению домом, ни к возделыванию земли, ни к прочим житейским занятиям,— так и души, неискушенные скорбями, наносимыми от злых духов, еще младенчественны, и, так сказать, неспособны к царству небесному. „Чадо, говорит Писание, аще приступаеши paбoтaти Господеви Богу, уготови душу твою во искушение» (Сир. II, 1).

Таковы, братия, пути к христианской мирной кончине, которой мы ежедневно испрашиваем y Господа в церковной молитве. Аминь.

Сборник поучений на местные праздники Соловецкого ставропигиального первоклассного монастыря. Издание Соловецкого монастыря. Сергиев Посад, 1912 г.С.159-165. 

(Источник PDF-версии: https://azbyka.ru )