Слово Божие не связуется смертию… Ипостасное Слово Божие, Сын Божий, в Своем спасительном вочеловечении, умирая плотию, в то же время исполняет всяческая (Еф. IV, 10) Своим духом и силою. Посему-то, когда Иисус Христос изнемогает и умолкает на кресте, тогда и небо и земля дают Ему глас свой, и умершие проповедуют воскресение Распятого, и самое камение вопиет о Нем. И померче солнце, и завеса церковная раздрася,.. и земля потрясеся, и камение распадеся, и многа телеса усопших святых восташа (Лк. XXIII, 45; Мф. XXVII, 51–52).

Христиане! Воплощенное Слово умолкает токмо для того, чтобы сильнее и действеннее глаголать к нам; сокрывается для того, чтобы внутреннее вселиться в нас (Ин. I, 14); умирает, чтобы даровать нам Свое наследие. Будучи собраны церковию беседовать с умершим Иисусом, слышите живое слово (Евр. IV, 12) умершего; слышите данное от Него вам завещание: Аз завещаваю вам, якоже завеща Мне Отец Мой, царство (Лк. XXII, 29).

…Приметим тщательнее, христиане, что первые наследники Его не обрели по Его кончине иного сокровища, кроме древа креста, на котором Он пострадал и умер, и сей токмо крест, в подражательных образах, преподали всем желающим участвовать в наследии царствия. Что сие значит? То, что, как Христу подобаше пострадати, дабы потом внити в славу (Лк. XXIV, 26), которую имел Он у Отца, так христианину многими скорбьми подобает внити в царствие (Деян. XIV, 22), которое завещал ему Христос; что как крест Христов есть дверь царствия для всех, так крест христиан есть ключ царствия для каждого сына царствия. Вот сокращение великаго слова крестного (1 Кор. I, 18), столь необъятного уму, столь удобоприятного вере, столь сильного Богом. Принесем оное, как каплю мира, ко гробу Слова Животворящего.

Прежде, нежели вочеловечившийся Сын Божий восприял и понес крест Свой, сей крест принадлежал человекам. В начале своем он был соделан из древа познания добра и зла. Первый человек думал испытать только плод его; но едва прикоснулся, как вся тяжесть запрещенного древа, со всеми ветвями его и отраслями, обрушилась на хребет нарушителя Господней заповеди. Тьма, скорбь, ужас, труды, болезни, смерть, нищета, уничижение, вражда всей природы, – словом, все разрушительные силы, как бы исторгшись из роковаго древа, ополчились на него: и низринулся бы сын гнева навеки во ад, если бы Милосердие, по предвечному совету, не простерло к нему руки своей и не удержало его в падении. Сын Божий пренес на Себя бремя, подавляющее человека; усвоил себе крест его и предоставил ему токмо придержаться сего креста, без сомнения, не для того, чтобы он вспомоществовал Всемогущему в отношении бремени, но дабы сам, и с малым оставшимся ему крестом собственным, носим был силою креста великого, подобно как ладия влечется движением корабля. Тако крест гнева преображается в крест любви; крест, заграждавший рай, становится лествицею к небесам; крест, рожденный от страшного древа познания добра и зла, чрез орошение Божественною кровию, перерождается в древо жизни (Быт. II, 9). Сын Божий приемлет естество наше, и «страданьми совершает» в Себе «начальника спасения» нашего; «искушается по всяческим», и «вспомоществует искушаемым»; шествует со крестом, и «ведет в славу» своих последователей (Евр. II, 10, 18).

Кто измерит всемирный сей крест, понесенный Начальником нашего спасения? Кто извесит его тяжесть? Кто исчислит разнообразное множество крестов, из которых он, как из каплей море, составляется? – Не от Иерусалима токмо до Голгофы несён крест сей, с помощию Симона Киринейского. Несён он и от Гефсимании до Иерусалима, и до Гефсимании от самого Вифлеема. Вся жизнь Иисуса был единый крест; и никто не прикасался к бремени его, разве для отягчения оного: Един истоптал точило ярости Божией, и от язык не бе мужа с Ним (Ис. LXIII, 3).

…Может быть, смертная скорбь Иисуса представляется некоторым из нас недостойною безстрастного. Да ведают они, что сия скорбь не есть действие нетерпения человеческого, но Божеского правосудия. Мог ли Агнец заколенный от сложения мира (Откр. XIII, 8), убегать своего жертвенника? Тот, Егоже Отец святи и посла в мир (Ин. X, 36), Тот, Который от века приял на Себя служение примирения человеков с Богом, мог ли поколебаться в деле сего служения единою мыслию о страдании? Если Он мог иметь какую нетерпеливость, то разве нетерпеливость совершить наше спасение и облаженствовать нас. Крещением имам креститися, – говорит Он, – и како удержуся, дондеже скончаются (Лк. XII, 50). Итак, если Он скорбит, то скорбит не собственной, но нашей скорбию; если мы видим Его быти в труде, и в язве от Бога, и во озлоблении, то Он грехи наша носит, и о нас болезнует (Ис. LIII, 4); чаша, которую подает Ему Отец Его, есть чаша всех беззаконий, нами содеянных, и всех казней, нам уготованных, которая потопила бы весь мир, если б Он един не восприял, удержал, изсушил ее. Она растворена во-первых преслушанием Адама, потом растлением перваго мира (Быт. VI, 12 и 2Пет. II, 5), гордостию и нечестием Вавилона, ожесточением и нераскаянностию Египта, изменами Иерусалима, избившаго пророки и камением побившаго посланныя к нему (Мф. XXIII, 37), злостию Синагоги, суевериями язычества, буйством мудрецов и, наконец (поелику Искупитель понес на себе и будущие грехи мира), соблазнами в самом христианстве: разделениями единого стада Единого Пастыря, дерзновенными мудрованиями лжеучителей, оскудением веры и любви в царстве веры и любви, возрождением безбожия в недрах самого благочестия. Присовокупим к сему все то, что мы находим в себе и окрест себя достойным отвращения и гнева Божия, и также все, что стараемся сокрыть от своей совести под ухищренным наименованием «слабостей», – легкомыслие и законопреступныя утехи юности, закоснение старости, забвение Промысла в счастии, ропот в несчастиях, тщеславие в благотворении, корыстолюбие в трудолюбии, медленность в исправлении, многократные падения после восстания, безпечность и бездействие, свойственные владычеству роскоши, своеволие века, надменного мечтою просвещения: все сии потоки беззакония сливались для Иисуса в единую чашу скорби и страдания; весь ад устремился на сию небесную душу; и дивно ли, что «она была прискорбна даже до смерти.

Наше слово изнемогает, слушатели, чтобы провождать еще великого Страдальца от Гефсимании до Иерусалима и Голгофы, от внутреннего креста до внешнего. Но совершаемые ныне Церковью тайнодействия уже преднаписали вам сей путь и сей последний крест. Он столь болезнен, что солнце не могло взирать на него, и столь тяжек, что земля потряслась под ним. Претерпеть в чистейшей непорочности все мучения, внутренние и внешние, тягчайшие и поноснейшие, и претерпеть вместо награды за соделанные благодеяния; страдать Всесвятому от пребеззаконных, Творцу от тварей; страдать за недостойных, неблагодарных, за самых виновников страдания; страдать для славы Божией, и быть оставлену Богом, – какая неизмеримая бездна страданий!

Боже наш! Боже наш! Вскую оставил еси (Мф. XXVII, 46) Возлюбленного Твоего? – Ей, Господи! Ты оставил Его вмале, дабы на веки не оставить нас, Тебе оставивших. Отныне Он воцаряется; облекается в лепоту, препоясуется силою, и утверждает вселенную, да не подвижится (Пс. XCII, 1). Вознесенный от земли крестом, Он простирает его на землю, и вся привлекает к себе на небо (Ин. XII, 32).

Но сколь ни велика и Божественна все привлекающая сила Иисуса Христа, Он не иначе может влещи нас в след Себе (Песн. I, 3), как чрез водружение креста Своего в нас и сопряжение с Его крестом Креста нашего. Иже хощет по Мне ити, глаголет Он, да возмет крест свой и последует Мне (Лк. IX, 23). Ибо хотя заветною Своею кровию и крестом Своим совершил Он очищение от грехов и от проклятия искупление всего мира, и отверз нам вход во святая святых; но поелику туда не входит ничто, кроме жреца и жертвы, то мы должны, яко жертву, предать себя в руки сего великого, по чину -Мельхиседекову, Священника; поелику клятва есть плод греха, грех же утверждается своим корнем в свободной воле, то, для усвоения себе очищения и искупления правды и благословения Христова, мы должны свободно предать волю свою крестному в нас действованию Христову. Для сего-то те, которые истинно постигли заключенную в слове крестном силу Божию, столь часто и примером и словом поучают нас сораспинатися Христу, распинаться миру, распинать плоть со страстьми и похотьми, не жить себе самим, исполнять лишение скорбей Христовых во плоти нашей» (Рим. VI, 6; Гал. VI, 14, V. 24; Рим. XIV, 7; Кол. I, 24).

Чем неослабнее и терпеливее мы носим бремя креста нашего, тем обильнее подаются нам дары Божии, приобретенные крестом Христовым: якоже избыточествуют страдания Христова в нас, тако Христом избыточествует и утешение наше (2 Кор. I, 5). Грешник, который от усильного ношения креста своего преходит наконец к распятию себя на нем, с совершенною покорностию подвергаясь всем действиям очистительного правосудия пред лицем распятого Иисуса, вскоре услышит с разбойником радостный глас Его: днесь со Мною будеши в раи (Лк. XXIII, 43). Страдание в присутствии Христа, и по образу Его, есть преддверие рая.

Как видимый, вещественный крест есть державное знамение видимого царства Христова, так крест таинственный – печать и отличие истинных и избранных рабов невидимого Царствия Божия. Он есть драгоценный залог любви Божией, жезл Отчий, не столько наказующий и сокрушающий, сколько пасущий и утешающий (Пс. II, 9; XXII,4), очистительный огнь веры, сопутник надежды, укротитель чувственности, победитель страстей, возбудитель к молитве, страж чистоты, отец смирения, наставник мудрости, пестун сынов царствия. Где воспитаны все великие ангелы, водители и хранители Церкви, – Иоси-фы, Моисеи, Даниилы, Павлы? – В училище креста. Когда благословеннее вся Церковь возрастала, процветала и приносила плод во святыню? – Тогда, как вся нива Господня непрестанно раздираема была крестом и напаяема кровию мучеников. Кто суть те, которые окружают славный престол Агнца? вопросили Иоанна в видении. – Сии облеченнии в ризы белыя, кто суть, и откуду приидоша (Откр. VII, 13), и когда он не мог узнать их в Божественной славе сей, то ему сказано, что то были запечатленные крестом: сии суть, иже приидоша от скорби великия (Откр. VII, 14).

Кто же суть те, которые желают испразднить крест Христов (1Кор. I, 17) и мнят уразуметь силу воскресения Его, без сообщения страстей Его (Флп. III, 10)? Если един Христос есть и живот и путь (Ин. XIV, 6) к животу, то как могут они достигнуть живота Христова, не шествуя путем Его? Могут ли изнеженные сии члены быть в союзе тела, которое счиневает себе увенчанная тернием Глава (Еф. IV, 15–16)? Можно ли членам быть в покое и безпечности, когда глава в труде, и в язве, и во озлоблении; забываться в шумных радостях, когда она объята болезнями смертными; упиваться из полной чаши мирских удовольствий, когда она жаждет и вкушает оцет; превозноситься, когда она преклоняется; не хотеть ниже минуты поболеть о собственных грехах и беззакониях, когда она за чуждые страждет и умирает; жить миру и плоти, когда она предает дух свой Богу?

О, человек, влекомый благодатию Господа твоего на небо, но погрязающий плотию в мире, виждь образ твой в человеке, погружающемся в водах и противоборствующем потоплению: он непрестанно возобновляет в членах своих образ креста, и таким образом превозмогает враждебные волны. Воззри на птицу, когда она желает вознестися от земли: она простирается в крест и возлетает. Ищи и ты в кресте средства изникнуть от мира, и вознестись к Богу. Слово крестное… спасаемым сила Божия есть (1Кор.I,18). Аминь.

(Слово произнесено в Александро-Невской Лавре в 1813 г. Печатается с сокращениями.)