Окаянен аз человек! Кто мя избавит от тела смерти сея?.. (Рим. VII, 24). Изведи из темницы душу мою!.. (Пс. CXLI, 8).
Так взывали из глубины скорбящей души – и кто же? – Не такие грешники, как мы, а великие богопросвещенные мужи – духоносный апостол и богодухновенный пророк!.. А мы грешные иногда думаем, что стоит только захотеть – и мы не будем грешить. Жалкое заблуждение! Попытайтесь только отстать от какой-нибудь худой привычки и вы скоро убедитесь, что творяй грех – раб есть греха (Ин. VIII, 34). В первые минуты вам покажется легко бросить привычный грех; но скоро, скорее, чем вы ожидаете, он опять потянет вас к себе как бы незримою уздою. Вы будете, может быть, ненавидеть его… Вы будете бороться с ним, убегать от него, но продолжая с ним борьбу, вы с удивлением заметите, что и способности ваши, и ваш ум, и ваше сердце – все подкуплены грехом! Рассудок ваш будет искать оправдания греху – хотя бы в самой немощи вашей; сердце будет приводить вам на память испытанное им греховное удовольствие… Вникая дальше в сущность испытываемого вами духовного раздвоения, вы скоро увидите и главнокомандующего враждебной стороны: это ваше саможаление. Оно подучает ваш рассудок к самооправданию, подстрекает ваше сердце к греховному пожеланию, склоняет, почти насилует привыкшую повиноваться ему волю к исполнению делом греха… Мучительное состояние! Сухо в сердце, мрачно в уме. И конца не видно этому тягостному состоянию души: она близка к унынию…
Попытайтесь пред самим собою откровенно поставить вопрос: грешен ли я? Ответ конечно будет: да, грешен. Но это ответит не сердце: оно останется в стороне, за него ответит сухой, холодный рассудок тоном фарисея-лицемера. Если бы вы попытались проникнуть в глубину вашего сердца, в глубину лежащих на дне души убеждений относительно того, насколько вы грешны, вы непременно заметили бы: «Конечно, я грешник, но ведь я не убийца, не вор, не пьяница, я и в Бога верую, и с ближними живу не хуже других и милостыню подам, и советом добрым помогу, я, по крайней мере, не хуже всякого другого человека». Таково мнение нашего грешного «я» о самом себе. Оно убаюкивает нашу слабую, неопытную совесть и при ее дремоте заправляет всеми нашими поступками и словами в отношении к нашим ближним; оно вдруг, как бы из засады исходит на поверхность сознания нашего каждый раз, как скоро мы очутимся лицом к лицу с поступками или словами ближнего, задевающими наше самолюбивое «я». Скажет ли нам слово обличения наш прямой начальник, по праву данной ему власти, мы будем всячески себя извинять, с изощренною тонкостью изобретая смягчающие обстоятельства. И так – без конца.
Наиболее опасный вид самолюбия и самообольщения есть внутреннее фарисейство. Обладаемый им человек бывает совершенно уверен в своем относительном благочестии, а того и не замечает, что оно растет на почве, удобряемой гноем тщеславия. Дело в том, что есть тонкий вид тщеславия пред самим собою. Трудно вразумить такого человека в неправости пути его: это своего рода прелесть духовная. Вот рассказ одного семинариста. Он был заражен именно этим тонким видом внутреннего фарисейства. «Я читал воспоминания одного семинариста. Там рассказывалось об одном юноше-аскете, который всею душою был предан мысли о спасении, утешался богослужением, кротко переносил все скорби ради Бога. Рассказ тронул меня до слез. Но в эту минуту я приметил, будто на дне моей души шевельнулось что-то нехорошее… Это было нечто вроде зависти, что вот де он благочестивее меня, не может де этого быть… Признаюсь, я не узнал самого себя. Как? Стало быть нашелся такой же семинарист, как и я, – благочестивее меня?.. Тут только раскрылись мои глаза, и я увидел, что все, что я ни делал доброго, осквернялось тщеславием». Как не повторить после этого молитву Царя-Пророка: от тайных моих очисти мя, и от чуждих пощади раба Твоего! – и слова одного из величайших подвижников, сказанные им при смерти: «Я делал добро, как умел, а хорошо ли оно в очах Божиих, примется ли там за добро – не знаю».
Заметьте еще: чем кто невнимательнее к себе, тем он требовательнее к другим. И откуда все это пробивается, если не из того же нечистого источника – нашего гордого «я»?.. О, блаженна и преблаженна ты, святая простота христианская!
До сих пор мы говорили о греховном рабстве мысленной части нашей души и вывели заключение, что грех царствует над нею от имени нашего «я». То же самое должно сказать и о сердце. И тут грех укрывается в то же, столь излюбленное им убежище. В сердце источник наших желаний, от сердца, а не от ума исходят, по выражению Спасителя, помышления, а стало быть и самые пожелания злая (Мф. XV, 19). Себе мы готовы бываем извинить самую низкую пошлость, самый грубый порок, – для этого у нас есть и подходящие слова, например: ошибка, шутка, шалость, слабость, у людей духовного направления – слово немощь; но эти слова мы приберегаем только для своего собственного обихода; для людских же, хотя бы и действительно только немощей, а не пороков. У нас есть – нечестность, дерзость, наглость, пошлость, низость, и наконец – порок, позор, преступление… Отчего такая несправедливость? Конечно, не в испорченности нашего мышления, а в лживости его действий, направляемых из глубины испорченного сердца. Сердце насилует ум, побуждая его осуждать поступок ближнего, а совесть более или менее громко протестует: не твое дело, оставь! Ты сам не лучше! Эта дисгармония тем слышнее и приметнее, чем человек ближе по нравственному устроению своему к заповедям Божиим, чем он мягче, добрее даже по природному своему темпераменту. Святые Божии чутко прислушивались к ней и старались свои суждения о ближних, все свои отношения к ближним настраивать по камертону совести. Оттого во всех их делах и словах, во всех их отношениях к Богу и ближним, во всей их жизни царит такая чудная гармония, которая невольно привлекает сердце любого человека. Но скольких усилий, сколько борьбы стоит это святое устроение, этот мир души с Богом и с самим собою! Этот великий подвиг без пролития крови не бывает и без благодати Божией не совершается.
Приникнем внимательным оком совести ко внутреннему миру нашей души. Посмотрим: чем она живет? Какая толкотня помыслов! Со всех сторон точно пчелы у разоренного улья, точно пыль на улице, дым на пожарище, теснятся в сознание самые разнородные представления. Они взаимно борются, изгоняют друг друга, группируются по роду и видам своим и нагло лезут пред духовные очи человека. Разве душа не господин своего сердца? Разве она не может изгнать оттуда всех этих непрошенных гостей? Она и изгоняет их. Но в сердце есть нечто для них особенно приятное, и помыслы льнут к нему сердцу, как к родному гнездилищу своему.
Человек молится. О, как назойливы становятся в это время его помыслы! Наше сознание только тогда их замечает, когда они уже заполонят его. Начинаешь выгонять их с усилием, сосредоточиваешься на словах молитвы, и… примечаешь, будто не читал того, что глазами прочтено, стало быть – враг уже давно хозяйничает в уме, а ты его не видел!.. Так не прочно наше сочувствие к добру без помощи благодати Божией! И конечно, человек пал бы в этой борьбе безвозвратно, опутанный отчаянием, если бы надеялся на свои силы, которых у него нет, если бы не поддерживала его привлекаемая его смирением все та же благодать Божия в тайне, прежде чем будет обитать в нем для него самого ощутительно. А этого не бывает прежде очищения сердца. Победа дается только тому, кто очищает сердце от гнездящихся в нем пожеланий греховных, кто возненавидит грех от всего сердца, от всего своего существа, а не одною только разумевательною частию души. Но тогда, оборвав все тайные нити, привязывающие сердце ко греху, он уже не сомневается в сущности обуревавших его помыслов. Он из опыта видит, чье они порождение. Это дети греха, живущего в сердце, это – питомцы духа тьмы. Изгнан из сердца благодатию Божией и свободным подвигом самого человека грех – сами собою исчезают, или по крайней мере, теряют свою губительную силу и помыслы греховные, наносимые от врага нашего спасения.
Зададим вопрос: может ли человек исправить сам себя? Отвечаем: он может желать, искать, просить, напрягать все свои силы к исправлению, но очистить себя от греховной скверны своими силами не может. «Возьмите, – замечает святитель Феофан Затворник,– сердитого и предположите, что он возревновал погасить гневливость и стяжать кротость. В подвижнических книгах есть указание на то, как этого достигнуть. Усвояет все это он и начинает действовать по вычитанным указаниям. Докуда же дойдет он своими усилиями? Не далее, как до молчания уст при серчании, с некоторым укрощением самого серчания, а чтобы совсем погас гнев и в сердце водворилась кротость, до этого он сам никогда не дойдет. Это бывает уже тогда, когда приходит благодать и прививает кротость к сердцу».
Но откуда же наконец это безсилие, на которое так выразительно громко жалуется даже великий Павел, апостол Христов? Не еже бо хощу, сие творю, – говорит он, – но еже ненавижду, то соделоваю… Еже бо хотети прилежит ми, а еже содеяти доброе, не обретаю… Окаянен аз человек!.. (Рим. VII, 15–18).
В сущности это несчастье тяжкое бремя Адамовых сынов… Но ужели таким вышел человек из рук Всемогущего Творца?
На этот вопрос наш дух отвечает голосом совести и разума: «Нет»! Не таким. И откровение Божие свидетельствует, что человек создан по образу и подобию Божию: в его первобытном состоянии не было и тени этой внутренней борьбы, этого разлада и раздвоения в душе. Все его силы и способности, все его существо было проникнуто чудной гармонией духа. И ум, и сердце, и воля – все отображало совершенства своего Творца. «Бог зла не сотворил…»
Откуда же оно, это зло? Зло привито человеку от исконного человекоубийцы – диавола. Первозданный пал, свободно вкусив этого яда, и все человечество заразилось ядом греха. Все мы родимся грешниками, грех – это природное наследство наше от праотца Адама. Святая Церковь омывает вину первородного греха в купели святого крещения, но врожденная склонность ко греху в нас остается. «От юности моея мнози борют мя страсти». Пока человек не согрешит делом, дотоле эти страсти еще сдерживаются. А как скоро он согрешит, – грех уже предъявляет к нему свои права, как господин. Творяй грех – раб есть греха (Ин. VIII, 34). Чтобы сбросить с себя узы этого рабства – необходима Божия благодать. А чтобы достойным быть этой благодати, надо понудить свое произволение, потребен подвиг покаяния в смиренном сознании своего безсилия.
Но до такого сознания человек доходит не скоро. Прекрасно изображает эту постепенность святитель Феофан Затворник: «начав решительно дело исправления себя, человек все еще полагается на свои труды, все еще много приписывает своим усилиям и многого ожидает от них. Уже довольно спустя, когда, добросовестно трудясь увидит, что все как-то не спеется, он начинает переходить на надежду и предание себя Божию изволению и попечению, и опять-таки не вдруг, а понемногу, ибо все думается ему: на что же мне и силы? Наконец, уже выбившись из сил, и не находя желаемого и ожидаемого, бросает он свои оружия (отрекается от воли и разума) и остается с одним воплем: имиже веси судьбами спаси мя!»
Видя, что и ум, и сердце, и воля наша на стороне греховных привычек: ум лжет и лицемерит сам пред собою, сердце льстит, воля безсильна пред врагом – что остается человеку, как не отказаться от собственного смышления, от своей воли, от всех своих пожеланий? А это значит отвергнуться себя, предать и ум, и сердце, и волю в волю Божию, это значит – распять свой ум на кресте заповедей Божиих, свои желания и волю – на кресте воли Его святой и во всем предаться его водительству.
Только при таком настроении возможно при помощи благодати Божией, мало по малу очистить свое сердце от страстей, уничтожить в себе то внутреннее раздвоение, которое получили мы по наследству от своего праотца ветхаго Адама, дабы соделаться чадами и наследниками Адама новаго – Господа Иисуса Христа. Только смирение открывает в нашем сердце дверь тому светлому, благодатному миру, той радости, о которых сказано: «Царствие Божие не приходит с соблюдением оно внутрь вас есть» (Лк. XVII, 20–21), оно есть «правда» и глубокий неотъемлемый душевный «мир и радость о Дусе Святе» (Рим. XIV, 17).

(Душеполезное чтение. 1901. Февраль. С. 284–288, 290. Март. С. 392–396. Июнь. С. 237–241, 244. Печатается по изданию: «Православный церковный календарь. 2008.» Издание Соловецкой обители. М., 2007. С. 68–71.)