Обетованный Искупитель мира, Господь наш Иисус Христос по Своей природе есть единородный Сын Божий, восприявший естество человеческое в единство Своей Божественной ипостаси для совершения спасения рода человеческого, – иначе есть, истинный Бог и истинный человек, или Богочеловек (θεάνθρωπος – наименование Спасителя мира, вошедшее в употребление с IV в., также Θέανδρος); в Нем Слово плоть бысть (Ин. I, 14), Бог явися во плоти (1 Тим. III, 16), совершилось, как учит Церковь, воплощение и вочеловечение истинного Бога.
Воплощение Сына Божия в лице Иисуса Христа для искупления и спасения человека составляет основу, начало и сущность христианства, – камень, лежащий во главе угла (Мф. XXI, 42–44), центр всей истории домостроительства спасения человечества. На этом догмате зиждется, около него, как средоточия, вращается, из него и с ним раскрывается все христианское вероучение. Этот догмат собственно показывает нам в ясном свете, насколько способен воспринять умственный взор человека, тайну бытия Божия – троичность лиц в единстве существа (Ин. I, 18; XIV, 7–11). Он возводил нас к высочайшему и отраднейшему понятию о Боге, как Любви безконечной, безграничной (1 Ин. IV, 16), какого понятия не имел не только древне-языческий мир, но и иудейский. От этого догмата получает свое полное освещение происхождение греха в роде человеческом и зла в мире, всех бедствий и скорбей жизни; в нем коренится наша вера в искупление от греха крестною смертию Спасителя и благодатные действия Святого Духа, усыновляющие нас Богу и соделывающие причастниками Божеского естества, храмами Духа Святого и наследниками царства Божия (Гал. IV, 3–7). В теснейшей связи с этим догматом стоит учение о будущих судьбах мира и человека, когда придут в исполнение предназначенные сотворенному бытию цели. На этом же догмате, как на скале, незыблемо зиждется вся религиозно-нравственная жизнь христианина. Воплощением Сына Божия дается особенно осязательное удостоверение, что Бог близок к человеку и что потребность человека в общении с Богом, Верховным Благом, Источником истины и блаженства, – не праздное стремление. «В таинстве воплощения Бог снизошел до человека для того, чтобы человека возвести до Бога», – говорили некоторые из древних учителей церкви. По отношению к нравственной жизни Иисус Христос является живым примером нравственности и показателем совершенств человека, тем Божественным первообразом, по которому создана душа человека. На созерцании же безконечной благости в лице Искупителя основывается главное начало нравственной жизни воссоединенного с Богом человечества – это вместе с любовию к Богу любовь к ближним до самопожертвования (Ин. XV, 13), без различия их званий, состояния, даже народностей. Словом сказать, на вере в боговоплощение зиждется все духовное ведение (или миросозерцание) христианина и вся духовная жизнь его, все его чаяния и упования, самое его спасение. Несть иного имене под небесем, даннаго в человецех, о нем же подобает спастися нам, кроме имени Богочеловека (Деян. IV, 12). Аз есмь путь, истина и живот. Никто же приидет ко Отцу, токмо Мною (Ин. XIV, 6). Иисус Христос-Богочеловек и христианство не отделимы. Отношение Его к обществу верующих в Него, следовательно, совсем не таково, как отношение последователей других религий к их (религий) основателям; эти религии могли бы оставаться религиями и существовать, если бы основатели их были даже вовсе забыты.
Вместе с этим догмат о богочеловечестве Иисуса Христа есть догмат таинственнейший. Велия благочестия тайна: Бог явися во плоти (1 Тим. III, 16), – великая и глубокая настолько, что превосходит разумение не только человеческое, но и серафимских умов (1 Пет. I, 12). Как возможно ипостасное и на вечные времена соединение Творца с тварью, Существа безпредельного с чувственным, равно – как воплотился один Сын Божий (а не вся Святая Троица), соединив в лице Своем всецело естество Божеское с человеческим, когда первое есть единое и нераздельное у всех лиц Святой Троицы, и, наконец, как могло совершиться соединение в единой ипостаси Богочеловека двух естеств, когда два естества предполагают и два лица, – все это составляет тайну единственно безконечной любви Божией к нам, усвояемую исключительно верою.
(Протоиерей Николай Малиновский. Православное догматическое богословие. Т. 3. Сергиев Посад, 1904. С. 24–26).