Касательно веры люди подвергаются большею частью двум недостаткам. Одни, будучи надменны своим умом, предаются излишним умствованиям, и через то впадают в ереси и расколы, отделяющие их от всеобщего союза верующих; другие, почитая чистоту веры совершенством или недоступным, или маловажным, совсем не заботятся о том, так ли они веруют, как должно. Заблуждения различные, но равно предосудительные для истинного христианина. Ибо для чего святая вера низшла с небес и вселилась между человеками? Для того ли, чтобы служить предметом напряженных исследований, искусных споров, утонченных изысканий? Ах, подобных предметов слишком много и на земле! Озарить разум светом боговедения, воспламенить сердце любовью к добродетели, укротить страсти, уничтожить или облегчить бедствия человечества, – вот цель ее! И что пользы от суетных мудрований о вере? Они излишни, ибо предмет превышает разум; вредны, ибо ведут к разномыслию и вражде. С другой стороны, не радеть о чистоте веры – значит пренебрегать самую веру. Мы стараемся сохранять неизменными многие предания человеческие; есть люди, кои всю жизнь посвящают на то, дабы знать, что и когда случилось; как же нам быть равнодушными к чистоте той веры, от коей зависит наше вечное спасение? Совершенство нашей любви к Богу требует, чтобы мы в простоте сердца пользовались светом Божественного Откровения; но это же самосовершенство обязывает нас сохранять сей свет от смешения с тьмою заблуждений.
Святой Николай в том и другом отношении преподает нам, братие, превосходное правило веры, ибо его вера была и проста и вместе чиста и ревностна. Век, в коем он жил, славился просвещением; посему-то многие из его современников, предавшись умствованиям, сделались виновниками ересей, долгое время раздиравших Церковь. Но сии шатания ума превратного были совершенно чужды для богопросвещенного пастыря Мир Ликийской Церкви. Будучи преемником мужей апостольских по званию пастыря душ, он был вместе и преемником их простоты в вере. Подобно им он поставлял совершенство христианского благочестия не в том, чтоб углубляться в непостижимое, но чтобы верно исполнять познанное; подобно им ценил веру не по словам, а по делам. Мыслить так, как мыслят все истинно верующие, учить так, как учили отцы предшествующих веков; вот тот царский путь веры, коим святой Николай шел сам и вел паству свою.
Столь вожделенная простота веры не происходила в нем (как может подумать кто-либо) единственно от его неискусства в земной мудрости. Правда, что «разум, надменный ложным просвещением, кичит и недугует словопрениями» (1 Тим. 6:4); но разве прения о вере господствуют между одними просвещенными? Разве нет людей, кои совсем не ведают мудрости земной, и между тем силятся постигнуть Небесную? Нет! Святой Николай знал, что не в словеси состоит Царствие Божие, а в силе (1 Кор. IV, 20), что тайны Господни открываются младенцем (Лк. X, 21), что в продолжение нашей земной жизни мы ходим верою, а не видением (2 Кор. V, 7), что слабый разум наш яже на земли… обретаем с трудом: а яже на небесех – ни познать, ни приять сам по себе не может (Прем. IX, 16), – и вот источник его простоты по вере!
Но простота сия была удалена от холодности к вере, от пагубной наклонности к безразличию во мнениях, столь обыкновенному в наши времена. Не было проще Николая, но не было и ревностнее его. Ревность сию засвидетельствовал он и против язычников, и против еретиков…
Николай пребывал тверд, как та вера, которую он исповедовал! Прочие святители защищали Православие с помощию своего просвещения; Николай защищал веру самою верою, – тем, что все христиане, начиная от апостолов, постоянно веровали в Божество Иисуса Христа. Святость жизни его, всем известная, чистота намерений, признаваемая самими врагами, дар чудес, свидетельствовавший о непосредственном сообщении с Духом Божиим, – соделали то, что святой Николай, несмотря на его простоту, был украшением Никейского Собора и заслужил, чтобы Церковь нарекла его – правилом веры!
О, если бы все исповедующие имя Христово неуклонно следовали сему правилу! Если бы все мнимые ревнители Православия стяжали ту простоту веры, коею одушевлен был святой Николай!.. Тогда недры Церкви не были бы терзаемы собственными ее чадами; пагубное искусство состязания осталось бы долею земной мудрости; святая вера являлась бы в собственном своем виде и давно исполнилось бы моление Церкви о соединении всех христиан узами единоверия и любви. По крайней мере, братие, вникая в дух нашей святейшей веры, мы не можем не признать, что правило веры, коим руководствовался святой Николай, должно быть правилом всех христиан, что вера наша должна быть проста и вместе ревностна. Итак, посмотрим теперь на образ кротости и милосердия, коими сей Святитель поучает нас любви к нашим ближним.
Подобно апостолу Павлу, который отлучал лжеучителей и хульников от собрания верующих, Святитель Николай не терпел в ограде паствы своей псов злых делателей (Флп. III, 2). Но по примеру великого Пастыреначальника душ, Господа Иисуса, он преследовал любовью своею и самых заблудших овец, был кроток и милосерд к самым упорным врагам истины. Если он с отцами Никейского Собора требовал, чтобы Арий и его сообщники лишены были степеней церковных, то сего требовала необходимость! Ибо судите сами, можно ли позволить врагам Божества Иисуса Христа быть служителями Его Церкви и пастырями душ, искупленных Его Кровью? Между тем, без всякого преувеличения можно сказать, что если бы святой Николай был уверен в возможности ценою собственного спасения избавить от вечной погибели всех ариан, то, без сомнения, подобно Моисею и Павлу, он согласился бы сам быть изглажденным из книги живота вечного, только бы вписаны в нее были имена сих заблудших людей. Ибо что составляло отличительное качество Николая? Благотворительность, и притом в самой высшей степени. Здесь-то, братие, надлежало бы наипаче распространиться и возвыситься слову в похвалу сему Святителю, но здесь-то и сокращается и изнемогает наше слово. Ибо можно ли малым сосудом исчерпать море? Но святой Николай, как ублажает его Церковь, был море чудес, которые, несмотря на многообразность их, все состояли в благотворении. Смотрите! Там он спасает от тяжкого рабства плененных; здесь препитывает во время глада отчаянных; в одном месте возвращает погибших младенцев матерям безутешным; в другом – избавляет от поносной смерти осужденных невинно; то предупреждает преступления, коими угрожает нищета; то неожиданно награждает ослабевающее усердие к благочестию.
Образ благотворении святого Николая был, если можно так сказать, утешительнее самых благотворений.
Таким образом, святой Николай был избраннейшим сосудом не только любви к Богу – своею ревностью по вере, но и любви к ближнему – своими благодеяниями бедствующим.
И каким бы качествам, братие, надлежало быть всегда нераздельными, как не ревности по Боге и ревности ко благу ближнего? Дух Святый, Коим освящаемся, есть Дух не только истины, но и благодати и щедрот; убо вселится ли Он в душе, которая не растворяет истины кротостью и милосердием? Но увы! дух злобы умел привести в забвение сии истины, и святейшая вера наша, проповедующая кротость и любовь, неоднократно служила предлогом к насилию, вражде и браням! Столь пагубное злоупотребление величайшего из даров Божиих происходит не от чего иного, как от того, что многие желают быть апостолами для других, между тем как в собственном сердце их не воссиял еще свет славного благовествования Христова (2 Кор. IV, 4); от того что многие ревнители веры вместо ревности по Богу ревнуют, сами не подозревая того, только по собственным мнениям и предрассудкам. Кто хочет быть истинным органом любви к Богу и ближнему, тот должен прежде всего очистить сердце свое от страстей, возыметь господство над самим собою. Святой Николай и в сем отношении преподает нам урок спасительный.
В чем должно состоять совершенство человека в отношении к самому себе? Как существо, наклонное ко злу и окруженное соблазнами, он имеет особенную нужду в воздержании; как существо, предназначенное к совершенству, достигаемому не собственными силами, а действием благодати Божией, он должен стяжевать смирение. Воздержанием укрощается чувственность и очищается дух; смирением приобретаются и сохраняются дары духовные!