Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Дорогие наши отцы, братья и сестры! От всей души поздравляю вас с воскресным днем и началом подготовительных недель Святой Четыредесятницы. Хотя по календарю Великий Пост начнется только через четыре недели, но уже со вчерашнего дня мы начали совершать богослужение по книге, именуемой Триодью Постной. Именно по этой священной книге мы с вами будем совершать богослужение и во все дни Святой Четыредесятницы – со вчерашнего дня и до дня Великой Субботы, – всего этот период объемлет 70 дней. Триодью эта книга именуются потому, что в ней есть особые тричисленные стихословия.

Удивительное дело, дорогие мои, сейчас еще на улице стоят довольно сильные морозы, и снег – почти по грудь, но мы с вами чувствуем, что совсем недалеко весна. Мы ощущаем ее дыхание. Солнце уже светит по-весеннему, даже в морозы вызывая капель. Но мы с вами, дорогие мои, ждем также с нетерпением прихода весны духовной. А Святая Четыредесятница – это и есть духовная весна для человечества – время, когда в человеке просыпается память о Боге.

Сегодня наступила первая из подготовительных недель, которыми церковь напутствует нас ко вступлению в Святую Четыредесятницу. Это воскресенье (по-церковнославянски – Неделя) именуется Неделей о мытаре и фарисее. Меня иной раз спрашивают: «Батюшка, каждый год мы слышим это Евангельское чтение о том, как два человека вошли в храм Божий помолиться. И уже, пожалуй, за 10 (иной 20, 30 или даже 40) лет наизусть выучили эти евангельские слова, но почему-то каждый раз открываем для себя нечто новое». И, наверное, каждый спросит себя: «А что для меня лично означает эта притча? Что через нее Господь хочет сказать именно мне?» И, наверное, у каждого, внимательно совершающего свое христианское поприще, найдется, о чем себе напомнить.

Мне хотелось бы сказать несколько слов на тему, о которой необходимо нам помнить не только в эту Святую Четыредесятницу, но, пожалуй, и в каждый день своей жизни. К чему Господь призывает нас этой притчей? Это – и к сокрушению о грехах, и к смирению в поступках и мыслях, и к отречению от собственной гордыни. Вспоминая жития святых, которые взирают на нас со святых образов, мы понимаем: даже то доброе и хорошее, что мы в жизни совершили, есть ничтожно по отношению к той высоте, к достижению которой призывает нас Господь и святые угодники Божии (примером подвига собственной жизни). Хотя сами святые считали, по глубокому смирению, свое подвижничество ничтожным. Когда преподобный Сисой возлежал на одре смерти и обливался слезами, то ученики, обступившие его, спрашивали: «Отче, о чем ты плачешь? Мы знаем, что ты ведь – святой. И ты столько в жизни сделал ради Господа и ради тех, кто тебя окружал. Ты даже творил чудеса…». «Не знаю, братия, – ответил со слезами преподобный, в истории церкви которому усвоен титул Великий, – положил ли я начало покаянию». Вот так, дорогие мои, мы все должны взирать на то, что преподает нам Церковь в наше назидание.

Мне хочется сказать вам еще несколько слов о молитве, что знать в предстоящие дни нам будет очень и очень важно. И фарисей и мытарь пришли в храм Божий за одним – чтобы помолиться. Вероятнее всего не одиноки они были в Иерусалимском храме; в это время там наверняка было множество паломников, множество людей, которые с разных концов вселенной собрались, дабы помолиться в доме Божием. Звучали в это время величественные и возвышенные слова псалмов и иных молитвословий. И цель была у этих двоих одна, как и у всех тех, кто собрался в храме. Но Господь останавливает наше внимание именно на этих двоих, и мы понимаем, что к каждому из нас обращены слова Божьего назидания, потому что в каждом из нас есть и тот, и другой. И тому, и другому необходимо было сделать шаг к тому, чтобы стать благоугодным Богу. Мытарь был грешником, как и все, кто занимался этим, с позволения сказать, промыслом – сбором налогов. Как известно, мытари были людьми сребролюбивыми, ибо само дело, которому они прилежали, способствовало и как бы соблазняло их на то, чтобы стать сребролюбцем. Кроме того, они собирали налоги в римскую казну и для оккупантов, что было особенно унизительно, и потому презираемы были они среди иудеев. От мытаря зависело, сколько он соберет. Ему говорили, ты должен принести столько-то. И к тому, что ему говорили, он присовокуплял еще столько, сколько хотелось ему (для собственного кармана). И вот этот человек, всеми иудеями презираемый, и презираемый за дело, осознавал свой грех и пришел в храм, не взирая на то, что вслед ему будут плеваться правоверные иудеи. Он встал в самом незаметном уголке храма, где никто бы не смог на него обратить внимание. И вся его молитва состояла всего лишь из нескольких слов: «Боже, милостив буди мне грешному». И при этом добавлялось еще действие: он бил себя в грудь, и не смел поднять глаз горé.

Вместе с ним пришел в храм и фарисей – человек из числа тех, которые были окружены всеобщим уважением и почитанием, потому что это были люди, любившие и знавшие Писание, день и ночь изучавшие Слово Божие, строившие свою жизнь по Закону Божию, подававшие милостыню и жертвовавшие на храм. И, казалось бы, не было и на йоту дел, за которые можно было бы осудить этого фарисея; и ему не хватало, быть может, одного шага для того, чтобы снискать благоволения Божия. Тем не менее он вышел из храма, заслужив гневные слова Божии о том, что он не оправдан пред Богом. В то время как несчастный, с залитым слезами лицом мытарь вышел из храма более, сказано, оправданным, нежели фарисей.

Мы не знаем, что такое в устах Божиих «более» или «менее». Но то, что не хватало одному и хватило другому, заключается вот в чем: мытарю, не хватало внешнего благочестия, и он очистил душу свою от грехов слезами покаяния; внешнее же – нерадение о Законе Божием и грех сребролюбия, – было очищено милостью Божию, о которой он умолял Отца нашего Небесного. Не хватило же всего одного шага фарисею, ибо он не стяжал мытарева смирения, и будучи внешне благочестивым, он имел нечто, что обличало его благочестие, – гордость. Не снискав Божественной любви, этот гордец вышел из храма без надежды на спасение.

Нам важно, дорогие мои, обратить внимание на то, насколько различна была молитва одного от молитвы другого. Молитва фарисея была очень выспренней, была многословной. Он от всей души благодарил Бога во многих словах о том, что Бог даровал быть ему таким благочестивым, исполнять все заповеди, все установления Закона, и что Господь не дал ему быть таким, каким был вот тот мытарь, мимо которого он прошел, едва взглянув на него. Только своими слезными молитвенными воплями мытарь обратил на себя его внимание.

Фарисей, возможно, даже не слышал того, о чем пелось в псалмах многочисленных, не слышал слов молитв, ибо не за этим он пришел в храм, а только для того, чтобы все увидели насколько он благочестив, насколько даже внешне отличается от этих простых и грешных людей. А молитва мытаря состояла всего из пяти слов: «Боже, милостив буди мне грешному». Ему казалось, что не за что ему благодарить Бога, ибо не понимал, что Господь дал ему все и даже гораздо более того, чего остальные люди и не имеют! Но, осознавая свои грехи, он понимал, что поступал противно Божьему Закону, из-за чего ему нечего и рассчитывать на Его милость.

Вот, дорогие мои, казалось бы, это внешние вещи – многословие или короткая молитва, состоящая из совсем немногих слов. Угодная Богу молитва, о которой святые отцы Церкви учили, это та, когда душа произрастит семя покаяния, тогда она до глубины своей поймет, как греховна и темна её жизнь, – такая молитва не может быть многословной. Именно таковой молитве научал своих верных Господь. Именно за такую молитву Он оправдал в этой евангельской истории мытаря. Ту же, которая была полна лести, превозношения и гордости, – презрел.

Мытарева молитва может быть проста, но она подобна той, о которой существует вот какая история. Однажды к отцу Иоанну (Крестьянкину) пришел батюшка, который служил в Псковской области, архимандрит Клавдиан. Он был простой не книжный монах, но долгое время уже подвизавшийся в священном сане на приходе, и часто бывал в монастыре, не раз обращался к отцу Иоанну за духовным советом. Как-то он сказал ему: «Батюшка, я уже 40 лет служу в священном сане. И все это время бывало так, что очень часто я обессиливал от множества духовных и внешних дел, которыми я вынужден заниматься, и мне хотелось найти такую краткую небольшую молитву, которая бы в эти моменты помогала мне не ослабевать. И во многих страницах Священного Писания, творений святых отцов и подвижников Церкви я искал такую молитву, но нигде не мог найти. Так чтобы она была одна, но включала в себя все. Наконец, мне на ум и на сердце пришла молитва, которой я сначала попробовал молиться, потом все больше и больше ощущая ее духовную пользу, продолжал творить в душе своей. И понял, насколько она целительна для меня. Но я хочу спросить тебя, отче, не заблуждаюсь ли я? Может быть, делаю что-то не так? Может быть, это не благословляется Богом?» «И какая же у тебя молитва, скажи мне? – спросил его отец Иоанн. – И я постараюсь помочь тебе». И тогда отец Клавдиан сказал: «Это такая простая молитва, которая сама по себе возникла в моей душе. Она очень короткая: “Господи, прости меня за так”». Отец Иоанн посмотрел на него, улыбнулся и сказал: «Отче, продолжай творить эту молитву. И я попробую ее творить».

Если мы с вами задумаемся, то по своему содержанию эта молитва по существу мало чем отличается от молитвы мытаря. Мытарь просит прощения у Бога и просит Бога о милости. Но и монах старый просит: «Господи, прошу Тебя, прости меня за так – не за что-то, потому что я ничего не имею, за что душа моя могла бы вопиять к Твоей милости. Мне нечем похвалиться, но прошу Тебя Боже, прости меня за так. Не за что-либо, но по велицей милости Твоей».

Мы с вами сегодня, дорогие мои, также вспоминаем Новомучеников и исповедников Российских. Мы часто задумываемся, что же давало им силы, претерпевать то, что Господь попустил им перенести – страдания, и скорби, и гонения, которые они испытали в жизни своей, и смерть. Наверное, с одной стороны, ответ на этот вопрос понятен, но с другой стороны, он для нас непостижим. Что же помогало им прежде всего? Вера в Бога и непрестанная молитва. Именно молитва давала силы тем священникам, которые зная, что утренний час принесет им лютую смерть, – в тюремной камере отпевали сами себя. Они говорили друг другу: «За нас некому будет помолиться, так давайте же мы сами себя отпоем и предадим души свои Богу».

Поучительный пример я хотел бы вам привести. В жизнеописании одного исповедника, архимандрита, я, к сожалению, уже не помню, как его звали, есть такой случай. В одной из пересыльных тюрем, его втолкнули в общую камеру с уголовниками, в которой от густого табачного дыма можно было бы задохнуться, и в которой стоял гул от грубой площадной брани. От всего этого отец архимандрит пришел в ужас. Но вдруг уголовники расступились, и он услышал знакомый голос. Он пригляделся и увидел, что на нижнем ярусе нар сидит, поджав под себя ноги, епископ Афанасий (Сахаров), исповедник Церкви Русской, которого судьба на некоторое время привела в заключение на Соловках. И вот владыка говорит ему: «Отец архимандрит, иди-ка сюда». И тут увидел архимандрит, что владыка обложен богослужебными книгами и сидит, совершая богослужение. Он подозвал архимандрита и, указав ему место в раскрытой книге, сказал:

– Читай.

– Владыка, как? Здесь?

– Читай, – повторил Владыка, и отец архимандрит стал читать и через некоторое время уже забыл, где он находится. Ему казалось, что все, что в этой камере было, исчезло. И только утешение и радость от совершаемой молитвы освещало его душу, скрывая все темное, гнусное и страшное, что было в этой камере.

Мы с вами дорогие мои очень часто, как я сказал, в сердце своем имеем и мытаря, и фарисея. Отличаемся от фарисея тем, что не творим истинных дел благочестия. Мы обременены многими делами. Но мне рассказывали, что иной раз видели, как в метро среди гвалта и шума стояли люди, раскрыв молитвословы, совершали молитвенные последования. Да, можно, с одной стороны, их похвалить, но, с другой стороны, вспомнить о мытаре, который творил всего лишь одну краткую молитву, от которой его ничто не могло отвлечь. Именно к такой молитве призывает нас сегодня Господь, к молитве, которую можно творить всегда и везде, чем бы мы ни занимались, на работе ли, за обедом, в метро ли, или в наземном транспорте, или в ином другом месте. Ничто не может отвлечь человека, который погружен душевными очами в бездну своих грехов, отвлечь от воспоминания о них и от сокрушенной мытаревой молитвы: «Боже, милостив буди мне грешному». Творение такой молитвы было заповедано Богом еще во времена Ветхого Завета. Но когда Господь явился в мир, восприяв человеческую плоть, то заповедал творить молитву Его Пресвятому имени. И эта молитва стала именоваться Иисусовой – по имени Того, Кто ее заповедал и к Кому она всегда возносится. Она стала духовным деланием истинных искателей смирения и милости Божией. И для нас всех эта молитва может стать спасительной, и может стать для нас утешением в наших многих жизненных злоключениях. Она может стать той самой тростиной, брошенной Богом в болото духовной погибели, за которую ухватившись мы с вами можем достигнуть спасительного берега, к которому призывает нас Господь накануне Святой Четыредесятницы. Аминь.